Роберт Лафлин:
"Теория Большого взрыва всего лишь маркентинг"


Название оригинальной статьи в немецком журнале DER SPIEGEL 1/2008: "Der Urknall ist nur Marketing"

Адреса:

http://wissen.spiegel.de/wissen/dokument/dokument.html?id=55231886

http://wissen.spiegel.de/wissen/image/show.html?did=55231886&aref=image036/2007/12/29/ROSP200800101200122.PDF&thumb=false

Перевод: Вальтер Орлов (Walter Orlov)

Лауриат Нобелевской премии Роберт Лафлин (Robert Laughlin) о ложной вере в мировую формулу, чёрной магии в науке и конце исследования элементарных частиц.

Лафлин, 57, преподаёт теоретическую физику в Стэнфордском университете. В 1998 году он получил Нобелевскую премию за объяснение так называемого дробного квантового эффекта Холла. Прорыв ему удался во время его пребывания в Ливерморской лаборатории ядерных вооружений. В своей книге "Прощание с мировой формулой" он пропагандирует начало новой эры в физике.
-----------------------------------

SPIEGEL: Господин Лафлин, в Стэнфорде вы однажды получили много неприятностей из-за одного экзаменационного вопроса ...

Лафлин: Вы имеете ввиду историю с жаркое?

SPIEGEL: Да, Вы спросили, что произойдет, если в студента попадёт жаркое, летящее со скоростью 56 000 км/час. Какой был бы правильный ответ?

Лафлин: При таких больших скоростях каждый объект ведёт себя как воздушный шарик, наполненный водой. Во время столкновения по поражённому объекту пройдет волна, которая будет распространяться еще быстрее, чем сам снаряд. Эта волна выйдет из спины, и если она это сделает, то весь объект разлетится на кусочки. Короче: студент взорвётся. Этот феномен называется шоковая волна. Но я знал конечно, что наши студенты не имеют об этом понятия. Также и я об этом знаю лишь потому, что работал в лаборатории ядерных вооружений.

SPIEGEL: Почему же Вы тогда ставите такие вопросы?

Лафлин: Одно я по меньшей мере смог таким образом достичь: с того времени я не должен больше принимать экзамены.

SPIEGEL: Совершенно по другой причине всплывают шоковые волны в Вашей последней книге ...

Лафлин: ... да, потому что они относятся к так называемым эмергентным феноменам.

SPIEGEL: Не могли ли Вы это нам объяснить?

Лафлин: Решающим является то, что шоковые волны возникают посредством процесса самоорганизации. Они не могут быть объясненны на основе атомарной теории материи. В большей мере они подчиняются уравнениям гидродинамики, описывающих поведение жидкостей. Но никто не может опираясь на фундаментальные, атомарные законы доказать, что эти уравнения правильны.

SPIEGEL: Таким образом эмергенцией Вы называете все феномены, которые не связанны с атомарными законами ...

Лафлин: ... да, потому что они являются следствием самоорганизации материи.

SPIEGEL: И это кажется Вам настолько выжным, что Вы сразу же восклицаете о совершенно новой эре в физике, которую Вы называете эрой эмергенции. Не перегибаете ли Вы здесь палку?

Лафлин: Люди с удовольствием говорят о новых временах или даже о конце всей науке. Чтобы такое представление могло вообще появиться, лежит в вводящей в заблуждение идеологии, согласно которой только те законы действительно важны, которые являются как бы основополагающими, фундаментальными. А это в корне религиозная идея.

SPIEGEL: Что именно? Идея, что должен существовать ультимативный, последний закон, своего рода мировая формула?

Лафлин: Точно. У нас на Западе эта идея проросла идиологически глубоко - между прочем совсем иначе на дальнем Востоке. Такого рода культурные корни полностью окрашивают мышление. Они принуждают нас воспринимать вещи как очевидные, хотя они совсем не очевидны.

SPIEGEL: Что означает это для феномена эмергенции?

Лафлин: Ну, в наших западных головах мы встречаем основополагающие различие между фундаментальными законами природы, которые просто существуют - и теми, которые являются следствием других законов. При этом забывается, что не существует никаких экспериментальных указаний на такое различие.

SPIEGEL: Не покоятся ли большие достижения физики именно на вере в это различие? На том, что каждый феномен объясняется законами, которые опять же выводяться из еще более основополагающих законов, до тех пор пока мы в конце не придём к мировой формуле?

Лафлин: С точки зрения истории это не верно. Возьмём металлургию. Без сомнения она имеет большое значение для нашей повседневной жизни - чтобы производить автомобили, самолеты или другие машины. И из чего состоит эта наука? Не из чего иного как из черной магии. Она развивалась столетиями став настоящим унтонченным исскуством. Но она покоится не более чем на поваренных рецептах.

SPIEGEL: Но все же только современная электронная теория металлов принесла более глубокое понимание.

Лафлин: Это не меняет ничего в том, что люди отработали свои рецепты - а именно ещё во времена, когда они не имели понятие о микроскопической структуре. Совсем недавно была очень интересная публикация о возникающих в металлах напряжениях - и авторы отказывались говорить об атомах, потому что атомная теория должно быть не имеет значения для металлургии.

SPIEGEL: Так по вашему мнению значение глубокого знания во всей физике переоценивается?

Лафлин: Не только в физике. Возьмём медицину: действительно важные прорывы и там покоятся часто на поваренных рецептах, как стать здоровым ...

SPIEGEL: Но именно физики всегда искали в малом еще более малое: они разобрали атомы и нашли протоны; и внутри протонов нашли кварки. В Ваших глазах это не является успехом?

Лафлин: Физики элементарных частиц могут добыть на поверхность интересные результаты. Но все их эксперименты были проведенны не из философских побуждений. Никто не даёт столько денег на философию. Настоящяя причина финансирования ускорителей лежала в том, чтобы защитить себя против нового рода вооружений. Во время холодной войны правительства стран не могли идти на риск, чтобы что-то было разработанно, что они не имели бы под своим контролем.

SPIEGEL: Значит ускорители Церна и Женевы были построенны из страха?

Лафлин: Именно. И вот исчезает этот страх. Поэтому я предрекаю, что в следующем поколении будет очень трудно ещё получать деньги для ускорителей. Я скажу Вам: большие суммы, в которые эти эксперименты обходятся, не даются физикам как пожертвования. Люди, принимающие такие решения, не имеют намерение тратить деньги на благо Человечества. Они желают быть переизбранными. И защита своей земли является существенной задачей каждого правительства этого мира.

SPIEGEL: Это очень одностороннее видение общественной финансовой политики - и к тому же очень удручающий взгляд на общественную роль физики.

Лафлин: Напротив. Я даже уверен в том, что физическая мораль в современном информационном обществе имеет чрезвычайное значение.

SPIEGEL: Что Вы подразумеваете под моралью?

Лафлин: То, что физика предлагает истину. И более того: она дефинирует истину.

SPIEGEL: И что есть истина? Что Вселенная возникла в результате Большого взрыва?

Лафлин: Это просто безобразие. Многие люди ставят мне квазирелигиозные вопросы: Откуда мы появились, как возникла Вселенная и так далее. Как физик я могу только ответить: Здесь я не эксперт, я эксперт единственно в деле эксперимента и измерения.

SPIEGEL: Но всё же существуют измерения, поддерживающие сценарий Большого взрыва: красное смещение света далеких галактик, распределение водорода и гелия во Вселенной ...

Лафлин: ... да, и кроме того микроволновый фон. Всё это настоящие данные. Но сценарий Большого взрыва является всего лишь своего рода синтезом из всего этого, просто теорией.

SPIEGEL: И какую ценность в Ваших глазах имеет этот синтез?

Лафлин: В конечном счете это не что иное как маркентинг. Если мы желаем наших детей чему-то научить, то говорим сначала о наших представлениях и идеях, так как это легче для понимания. Но что для меня как физика на самом деле имеет значение, так это только данные. Игоря Стравинского однажды спросили, что он так любит в симфониях Бетховина. Он ответил: ,Все эти маленькие ноты.' Видите ли, также мне и в физике.

SPIEGEL: Вас не удивляет, что общественность в первую очередь интересуют вопросы, которые Вы называете квазирелигиозными?

Лафлин: Нет, совсем не удивляет. Поэтому и принадлежит маркентинг тоже сюда, если хочешь получать деньги. Мы ещё много услышим почему-Вселенная-такая-какая-она-есть-чепухи.

SPIEGEL: Но Вы же уже сами занимались теорией черных дыр.

Лафлин: Ах да, я предположил, что черные дыры на самом деле являются фазовым переходом пространства-времени ...

SPIEGEL: ... Смелый тезис. И как далек он от экспериментального тестирования?

Лафлин: Очень далек. Вероятно это было бы в любом случае возможно с помощью очень большого телескопа на Луне.

SPIEGEL: Тогда какая ценность такой спекуляции?

Лафлин: Никакой. Я хотел провоцировать. Потому что я сыт по горло сидеть на семинарах и слушать выдумки о черных дырах и суперструнах. Никто не говорит там об экспериментах. Кто на самом деле добился чего-то оригинального, тот знает: ты должен знать как самого себя дисциплинировать. Говори только о вещах, которые также можно измерить.

SPIEGEL: Было недовольство исследователями суперструн толчком для Вашей книги?

Лафлин: Толчком была фотография в одном немецком журнале. На ней были только сплошь исследователи суперструн, и это называлось, что это умнейшие люди мира ...

SPIEGEL: ... возможно, что это была эта фотография из журнала SPIEGEL?



Ищится:
Мировая формула
Умнейшие головы современности
разгадывают, что удерживает
Вселенную в её основе

Лафлин: О, да, совершенно верно! Я думал, что сойду с ума, когда увидел её. Ни одно утверждение этих типов не было подтверджено экспериментом. Ни один из них сказал что-то, что было бы истинной! И король из всех здесь он, Стивен Хокинг.  Я слышал, что женщины приносят ему новорожденных, чтобы он к ним прикоснулся. Этот человек нашёл путь превратить себя в культурную икону. Что за тип! Здесь можно только одно сказать: да, в определенном смысле он на самом деле один из умнейших людей.

SPIEGEL: Вы можете себе представить фотографию, на которой Вы сидите посреди исследователей, которых Вы считаете умнейшими?

Лафлин: Нет, на моей фотографии должны быть люди, сказавшие вещи, которые верны. И к сожалению следует сказать: их было бы очень мало. Я не знаю, какая из ситем веры лучшая для продвижения науки вперед. Но я знаю одно точно: всё равно, во что вы верите, но в конце вы должны себя спросить: каким экспериментом мог бы я доказать, что моя любимая идея является ложной. И лишь после того, как этот эксперимент проваливается, Вы имеете шанс быть правым. И именно это дается очень трудно. Ибо нередко Ваша карьерра зависит от правильности вашей идеи.

SPIEGEL: Но разве в науке не в последнюю очередь  каждая идея подвергается такому тесту, если она его требует?

Лафлин: С чего бы. Возьмём хотя бы случай научного мошенника Ян Хендрика Шёна ...

SPIEGEL: ... чьё мошенничество было вскрыто.

Лафлин: ... но только потому, что кто-то в его лаборатории проболтался. Там была одна проблема, и она не имело к нему никакого отношения. Это проблема фирм, находящихся под экономическим давлением. Тогда люди делают или говорят практически все, чтобы их только не уволили. Потому что правда может оказаться профессиональным самоубийством. Поэтому научным высказываниям, сделанных в одной из таких ситуаций, никогда нельзя доверять.

SPIEGEL: Теперь Вы говорите об очень малозначительной составляющей научной деятельности ...

Лафлин: Совершенно нет. Мой личный опыт говорит мне, что мы здесь имеем дело с ужашающе распространённом феномене. И существует много путей сказать неправду. Например достаточно говорить о реальных вещах, но которые не имеет никакого значения. Существует масса экспериментов, которые не тестируют, что должны были бы тестировать. Или кто-то утверждает, что нашёл то, в чём и без того все убежденны. Тогды Вы можете быть весьма уверенны, что в вашей работе никто не будет сомневаться.

Интервью: Йоханн Groll, Гильмар Шмундт



Big Bang



Hosted by uCoz